Неточные совпадения
На этом гробе, на этом кладбище разбрасывался во все стороны равноконечный греческий крест второго
храма —
храма распростертых рук, жизни, страданий, труда. Колоннада, ведущая
к нему, была украшена статуями ветхозаветных лиц. При входе стояли пророки. Они стояли вне
храма, указывая путь, по которому им
идти не пришлось. Внутри этого
храма были вся евангельская история и история апостольских деяний.
Монах кивнул ему в знак согласия головою и быстрыми шагами
пошел к монастырю, — и когда путники наши вошли в монастырскую ограду, он уже ожидал их на каменном крыльце
храма.
Монастырь, куда они
шли, был старинный и небогатый. Со всех сторон его окружала высокая, толстая каменная стена, с следами бойниц и с четырьмя башнями по углам. Огромные железные ворота, с изображением из жести двух архангелов, были почти всегда заперты и входили в небольшую калиточку. Два
храма, один с колокольней, а другой только церковь, стоявшие посредине монастырской площадки, были тоже старинной архитектуры.
К стене примыкали небольшие и довольно ветхие кельи для братии и другие прислуги.
В избранный для венчания день Егор Егорыч
послал Антипа Ильича
к священнику, состоящему у него на руге (Кузьмищево, как мы знаем, было село), сказать, что он будет венчаться с Сусанной Николаевной в пять часов вечера, а затем все, то есть жених и невеста, а также gnadige Frau и доктор, отправились в церковь пешком; священник, впрочем, осветил
храм полным освещением и сам с дьяконом облекся в дорогие дорадоровые ризы, в которых служил только в заутреню светлого христова воскресения.
Фаэтон между тем быстро подкатил
к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой стороне!», а велев свернуть близ почтамта в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать за собой внутрь двора, где и находился
храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее башню, чем православную церковь, — на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены
храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями на славянском языке: с западной стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «Дом мой — дом молитвы»; над дверями
храма вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих в
храм,
шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие дому твоего и место селения
славы твоея».
Пошла я от всенощной
к иеромонаху Ионе и говорю: чтой-то, ваше высокопреподобие, больно у вас сегодня хорошо в
храме!
Андрей Ефимыч сконфузился и приложился
к образу, а Михаил Аверьяныч вытянул губы и, покачивая головой, помолился шепотом, и опять у него на глазах навернулись слезы. Затем
пошли в Кремль и посмотрели там на царь-пушку и царь-колокол и даже пальцами их потрогали, полюбовались видом на Замоскворечье, побывали в
храме Спасителя и в Румянцевском музее.
Помню, с каким волнением я
шел потом
к Ажогиным, как стучало и замирало мое сердце, когда я поднимался по лестнице и долго стоял вверху на площадке, не смея войти в этот
храм муз!
Ни одного человека ученый не встретил до самого
храма. Там профессор, задрав голову, приковался
к золотому
шлему. Солнце сладостно лизало его с одной стороны.
Сановник приложился ко кресту, отер батистовым платком попавшие ему на надменное чело капли и вступил первыйв церковь. Все это происходило на самом виду у Александра Афанасьевича и чрезвычайно ему не понравилось, — все было «надменно». Неблагоприятное впечатление еще более усилилось тем, что, вступив в
храм, губернатор не положил на себя креста и никому не поклонился — ни алтарю, ни народу, и
шел как шест, не сгибая головы,
к амвону.
— Мне, малый, за пятый десяток года
идут, и столько я видел — в соборе нашем всего не сложишь, на что велик
храм! Жил я — разно, но больше — нехорошо жил! И вот, после всего, человеческое мое сердце указывает: дурак, надобно было жить с любовью
к чему-нибудь, а без любови — не жизнь!
То же было и в Риме. Тут
шел дождь, дул холодный ветер. После жирного завтрака мы поехали осматривать
храм Петра и, благодаря нашей сытости и, быть может, дурной погоде, он не произвел на нас никакого впечатления, и мы, уличая друг друга в равнодушии
к искусству, едва не поссорились.
— Я, Петруша, благоговею перед твоею сестрой, — сказал он. — Когда я ездил
к тебе, то всякий раз у меня бывало такое чувство, как будто я
шел на богомолье, и я в самом деле молился на Зину. Теперь мое благоговение растет с каждым днем. Она для меня выше, чем жена! Выше! (Власич взмахнул руками.) Она моя святыня. С тех пор, как она живет у меня, я вхожу в свой дом как в
храм. Это редкая, необыкновенная, благороднейшая женщина!
Да узнают все народы наши, как велика наша мощь и как беззакатна наша
слава! Да стекутся все народы
к ногам нашим, как песчинки, гонимые ветром пустыни! Да растерзают львы наши всех подлых врагов! И тогда мы поразим мир деяниями нашими; мы воздвигнем пирамиды превыше пирамид отца нашего; мы построим
храмы величавее
храма Сети. Так сказал нам Аммон, великий бог и отец наш; так говорит вам возлюбленный Аммона Узирмари-Сотпунири, сын Ра, Рамсизу-Миамун.
Если бы был такой огромный
храм, в котором свет
шел бы сверху только в самой середине, то для того, чтобы сойтись людям в этом
храме, им всем надо было бы только
идти на свет в середину. То же и в мире.
Иди все люди
к богу, и все сойдутся.
Дьячиха налила ему чепурушечку, и Аллилуй подкрепился и
пошел опять
к храму, а жена его тоже, поправясь маленькой чашечкой, вышла вместе с ним и отправилась
к учрежденной вдовице — звать ее «знаменить». Тут они тоже между собою покалякали, и когда вышли вдвоем, имея при себе печать на знаменования, то Аллилуева жена на половине дороги
к дому вдруг услыхала ни на что не похожий удар в несколько младших колоколов и тотчас же увидала людей, которые бежали
к колокольне и кричали: «Аллилуй разбился!»
На белой вывеске, прибитой
к задку телеги, крупными печатными буквами было написано, что такого-то числа и года в селе Малиновцах «по произволу Господа пламенем пожара истребило
храм» и что мирской сход с разрешения и благословения надлежащих властей постановил
послать «доброхотных желателей» за сбором подаяния на построение
храма.
И с этим словом, благословив народ, он
пошел из
храма. Все разом бросились
к владыке. Каждый хотел получить от него еще одно благословение и в последний раз облобызать пастырскую руку. На многих глазах виднелись слезы.
Ждут удара в колокол на Иване Великом. Но вот где-то в Замоскворечье ударили раньше минуты на три, еще где-то ближе
к Кремлю, за
храмом Спаса, в Яузской части, и
пошел гул, еще мягкий и прерывающийся, а потом залилось и все Замоскворечье. Густая толпа ждала этой минуты у перил обрыва.
Ему положительно не сиделось. Он простился с старушками и скорыми шажками
пошел к выходу в сторону
храма Спасителя. По обеим сторонам бульвара проносились коляски. Одна коляска заставила его поглядеть вслед… Показалась ему знакомой фигура мужчины. Цветное перо на шляпе дамы мелькнуло красной полосой.
— Но
слава богу, что мой хранитель бдел надо мной и что это случилось против собора: я сейчас же бросился в церковь и стал
к амвону, а жид оробел и не
пошел дальше дверей. Но только какие теперь в церквах удивительно неудобные правила! Представь, они открывают всего только одну дверь, а другие закрыты. Для чего закрывать? В Париже все
храмы весь день открыты.
Он поведет свою избранницу Марусю в чудесный
храм искусства, где горят неугасимые огни и стелется
к небу голубой фимиам
славы, где цветы и радость, где нет ни горестей, ни печали.
По крытому переходу, который вел от двора великокняжеского
к церкви Благовещения, еще тогда деревянной, возвращался Иван Васильевич с утренней молитвы. Когда он выходил из
храма божьего, по ясному челу его носились приятные впечатления, оставленные в нем молитвою; но чем далее он
шел, тем тяжелее гнев налегал на это чело и ярче вспыхивал во взорах. За ним, в грустном раздумье, следовал красивый статный молодец: это был сын его Иван.
«Когда, — сказал я в заключение, — ты не уважаешь мирского величия и
славы, то вспомни, что, оставляя Москву, ты оставляешь святыни
храмов, где совершались чудеса божественной
к тебе милости, где лежат целебные мощи угодников Христовых.
— Какая муха укусила тебя, будь повеселей, — говорил граф, — не воображай, что ты
идешь к одру смерти, ты входишь в
храм жизни…
— Зато вы, генерал, — говорила она Паткулю, — исполнили обет нашего пилигрима, захромавшего на пути
к хорошему столу и
к храму славы: вам, конечно, сладко будет и уснуть на миртах и лаврах.
Однажды, солдату, стоявшему в карауле при Летнем дворце, явился в сиянии юноша и сказал оторопевшему часовому, что он, архангел Михаил, приказывает ему
идти к императору и сказать, чтобы на месте этого старого Летнего дворца был построен
храм во имя архистратига Михаила.